филфак МГУ

рецензия на
Евгений Попов, Подлинная история "Зеленых музыкантов"
"Подлинная история „Зеленых музыкантов"" - это книга, в которой Евгений Попов объединил 50-страничную рукопись "Зеленые музыканты" 1974 года и 300 страниц комментариев к ней, общим числом 888. Цель книги, как записано в предисловии, состоит в том, чтобы показать молодежи историю промотавшихся отцов. Формальная задача - спародировать академические издания, образчиком коих служит комментарий Лотмана к "Евгению Онегину", в котором, по мнению Попова, смешались, с одной стороны, "заумный" структурализм, а с другой - абсолютно ясные вещи, касающиеся быта пушкинской эпохи. Однако ни дидактическая цель, ни псевдоструктуральная конструкция "Подлинной истории..." не объясняют даже половины замысла писателя: скрытая от собеседников, но демонстративно явленная в самом тексте суть - пародия на некогда прогремевший "Бесконечный тупик" Дмитрия Галковского.
По мысли Тынянова, суть пародии заключается в смещении модного жанра на периферию, в выдаче ему, так сказать, свидетельства на штамп, клише, автоматизм. Новый роман Попова, в этом отношении, попадает в яблочко. Действительно, потенциально бесконечные тексты всех родов и видов, обрастающие бесконечными своими и чужими комментариями, почти заполонили русскую литературу. Однако пародия Попова не только высмеивает штампы этой романистики, захлебывающейся в своей безудержной и бесконечной нарциссической речевой деятельности, но и развенчивает ее идеологемы самым карнавальным образом. По воплощенной в "Бесконечном тупике" мысли Галковского, заимствованной им у Розанова, Россию погубила ее литература. Литература завела в бесконечный тупик - он же бесконечный текст, бесконечно воспроизводящий этот тупик - он же бесконечно упирающийся в тупик печатной страницы взгляд русского интеллигента (скажем, читающего роман Галковского). Попов в своей беллетризованной истории "Зеленые музыканты" передергивает версию Розанова-Галковского, превращая русского писателя в советского бюрократа: "Все маячит и маячит (33), мельтесит (34) перед глазами сложнейшая (35) фигура Ивана Иваныча, человека ныне (36) весьма в нашем городе уважаемого, члена многих постоянных и временных комиссий, талантливого хозяйственника (37), депутата (38), моего не очень близкого знакомого (39)" (в скобках - номера комментариев, проставленные Евгением Поповым. - Н. Г.).
История "Зеленых музыкантов" посвящена литературной молодости Ивана Иваныча, в начале своей карьеры подкармливающего незнакомого журналиста, имеющего доступ к литературным сферам, ливерными пирожками. "„Хихи пишешь или зозу?" - невнятно произнес газетный работник, ибо рот его был занят в этот момент упомянутой пищей". Выясняется, что герой грешит и тем и другим. Графоманский рассказ героя, приведенный внутри этого текста в тексте, поразительно напоминает ранние вещи Сорокина: "С год назад я работал простым почтальоном в небольшом сибирском колхозе, который славится своими телятами (101)". Однако зеленые музыканты возникают в тексте в связи с совершенно иным грехом Ивана Иваныча, а именно - прелюбодеянием. "„Ты уже уходишь? - очнулся Иван Иваныч (311). Она медлила (312). - Куда на ночь глядя? Ночуй у меня сегодня", - (313) отводя глаза в сторону, сказал он". Прелюбодеяние наказывается самым жестоким образом: любовница Милка уходит от героя к музыканту из ресторана, которого Иван Иваныч способен воспринимать лишь через нагрянувшую зеленую муть писательского труда: "Он [творческий метод] заключался в том, что Иван Иваныч теперь уже почти в любое время суток лежал на упомянутом диванчике, завернутый в упомянутую простыню и грязное одеяло (462). И не спал он, не дремал, не читал, не курил - он работал. Текла, текла в размягченном мозгу, переливалась всякая зеленая муть, масса, субстанция - фон".
Помимо мистической составляющей креативной работы, "зеленого", так сказать, труда, книга карнавализует экономику и социологию литературного производства. Если Галковский работает на глобальном объеме русской культуры XIX-XX веков, то Попов разворачивает шутовскую, но довольно полную картину литературного быта второй половины XX века. Комментарии тасуют карточную колоду сведений: от размера гонораров в "Литгазете" до подробной детализации быта графомана, вынужденного из-за скудной жилплощади писать стихи, сидя на унитазе. Карнавализованные исследования судеб отдельных русских писателей соседствуют с комизмом самого сопоставления их творческой работы. Комментарий № 483 ["У меня мать умерла, - сказал Иван Иваныч. - Да? - Попугасов сделал озабоченную мину (483)"] разрастается во "вложенный" 25-страничный роман под названием "Мина", посвященный сравнительному анализу литературной производительности трех писателей, каждый из которых пишет свой роман под названием "Мина".
Галерею действующих лиц "Бесконечного тупика" пародирует у Попова "Именной указатель персонажей, упомянутых в комментариях, составленный автором исключительно для комфорта читателей во время их странствий по книге". Выясняется, что несерьезный "джентльменский набор" имен ненамного отличается от серьезного "джентльменского набора" Галковского, который содержит лиц, значимых для сознания русского интеллигента. Вот фрагмент, выхваченный из "Зеленых музыкантов" произвольно: "ЭДИП, царь 171, 359. ЭКЗЮПЕРИ А., писатель 222. ЭРЕНБУРГ И., писатель 228, 298. ЭРИК СВЯТОЙ, король 483. ЮЙ ИЧЖУН, китайский профессор-славист 826". Сама структура комментариев упрощена по сравнению c пародируемым источником с целью его дискредитации: у Попова нет ни визуального путеводителя по "Тупику", чрезвычайно напоминающего корневую систему растения, как это было у Галковского, ни самой ризоматической грибницы отсылок, позволяющей читать комментарий к комментарию, и т. д. Число сносок в "Зеленых музыкантах" фактически и стилистически "снижает" число сносок в "Бесконечном тупике" (949), становясь, вдобавок, шутовским вариантом числа зверя, которое, как известно, читается и сверху, и снизу, и справа, и слева, но не одинаково, а в зеркальном отражении. 888 всегда будет 888, и только переворачивание числа "на бок" даст наложенные друг на друга знаки бесконечности. Альтернатива апокалиптичному "Бесконечному тупику" оказывается тоже бесконечной, но совсем в другом, более оптимистическом, карнавальном ракурсе.
Позиционируя себя в качестве скомороха, вышучивающего "серьезный" труд конца ХХ века, Попов подключает к символическому капиталу своего собственного имени инвестиции имени Галковского, но не только их. Стерев в своем романе-комментарии границу между академическим изданием и народно-шутовским и породив тем самым в рамках многоаспектной пародии новый романный жанр, Попов присваивает сразу две великих роли: великого Пушкина, перенесшего на русскую почву жанр романа в стихах, и великого Лотмана, написавшего к этому роману комментарий. При этом литератор и литературовед в Попове под занавес тысячелетия встречают как родного третьего собрата - коммерсанта, печатающего столь изысканный пародийный текст в коммерческом издательстве "Вагриус".
интернет-издание "Новая русская книга", №3, не позднее июня 2000 года